Про международность. Размер коробочки.
Дальше России. Из семьи.
Мои родители и их семьи обеспечили мне выход за границы русского языка и советского/российского мыслительного и географического контекста.
Это я осознал, когда понял, что из всех моих одноклассников (школа была с немецким языком) освободиться от моно-локальности пост-советского периода смогли только один мой одноклассник (Алексей Р., его отец - художник, а мама преподавала историю в СПбГУ) и я. Одноклассник после получения диплома на биофаке уехал заниматься наукой в страны Скандинавии, а сейчас работает научным сотрудником в одном из небольших университетов в Китае.
В институте, известном, как "Бонч" (сейчас университет телекоммуникаций) история повторилась. Из всех сокурсников только один Сергей Л. и я оказались включенными в международный контекст - после четвертого курса мы с ним прошли конкурсный отбор на стажировку в транснациональный концерн Siemens (с тех пор рассматривать российский бизнес в качестве работодателя мне голову уже не приходило). Тут можно добавить, что отец у Сергея латышского происхождения (сотрудник в администрации ФинЭКа), а мама уже на тот момент жила со своим младшим сыном в Германии. Стажировку нашёл Сергей и сообщил мне о такой редкой возможности (он очень хотел именно Siеmens, а я - большую международную компанию). Сам Сергей с тех пор (2002 год) работу так и не менял. Но в современном мире "работа меняет тебя" - в результате корпоративных слияний и поглощений он теперь сотрудник Nokia Networks.
В простой (без кавычек) рабочей советской семье...
В моем случае дело было так. Отец выучил английский язык самостоятельно, чтобы ходить в должности электромеханика (Electrical Engineer) на судах в заграничные плавания.
Отец отца, вместе с братом в детстве был вывезен в США (история 1918 г., известная как "Ковчег детей", также освещена в книге "Над нами Красный Крест"), что, вероятно, сказалось на кругозоре, психике и детях. Сестры отца вышли замуж (во времена СССР!!!):
Отец после развода с мамой (я тогда был во втором классе) женился на литовке. Судьба деда после возвращения из США с заграницей уже никак не была связана - учащийся Императорского коммерческого училища, в советское время он работал старшим мастером на заводе, но международной политической обстановкой он интересовался живо (его я не застал, он умер в 1967-м).
Мама часть дошкольного детства провела в Баку, общаясь с местными детьми. Её отец, офицер в артиллерийских войсках, тогда служил в Азербайджане. А до моего рождения мама работала в Ленинграде в интуристовской гостинице (приезжали в основном финны) и поэтому базовым набором фраз на английском и финском владела. Братья отца мамы в послевоенное время служили в военных частях на территории Австрии и Германии (с ними я, правда, не встречался ни разу).
Прививка чужого языка
Родители смогли уберечь меня от советского детского сада. Для последних двух лет перед школой мама нашла ему замену в виде "прогулочной группы" объединения бытовых услуг "Невские зори", а отец финансировал эту затею. Те же 5 дней в неделю, но только половина дня и никакого общего питания. Полдник все дети приносили свой, а обедали уже дома. Кроме игр и свободного времени были занятия английским языком. Эти занятия воспитательницы вели в увлекательной форме, отчего легкость пользоваться не родным языком у меня выработалась, а интерес к английскому и готовность изучать его самостоятельно засели глубоко. Настолько глубоко, что уже в школе на фоне мучений с немецким языком (скучно и не понятно зачем), английский я изучал при любой возникающей возможности.
А возможности были такие: "Маззи" в телевизоре, обычные уроки (год факультатива в школе по учебнику 'Happy English', год - частным образом), компьютерные игры (мой первый компьютер совместимый с ZХ Spectrum отец принёс в дом, когда я был 6-м классе - тогда ещё все программы были без перевода на русский), газета St. Petersburg Times и радио BBC на коротких волнах.
Советское образование как защита от иностранщины
Есть шутка (или не шутка), что:
Два года иностранного языка в институте оказались, в основном, формальной сдачей технических переводов. По традиционной для среднего технического вуза пост-советского периода схеме, когда студенты делают вид, что учатся, а преподаватели - что учат.
В результате на выходе у меня была сильная аллергия на немецкий и способность произносить вслух тексты, которые я читаю, но практически не понимаю. О разговорном уровне немецкого речь в приницпе не шла.
Прививка иностранности
Перед первым классом два месяца я провёл в Италии у дяди с тётей. Значительную часть этого времени мы ездили по стране на машине по многочисленной родне дяди. А часть дошкольных летних сезонов мы с мамой проводили в Клайпеде. Это в Литве, на море. Там родственников никаких не было, просто в советское время вариант с дачей в одной из советских республик был вполне распространён. Кругозор такие поездки явно расширили, но литовский и итальянский языки в детском сознании следа не оставили никакого. Как, впрочем, и общение с Гаэтано.
Итальянский дядя хорошо владел русским. А его периодические предложения позаниматься со мной его родным языком (когда я был уже в средней школе) я отметал. Мне было интересно осваивать английский и нужно было зарабатывать оценки на немецком. Как вместить в моё время и голову третий язык я не понимал. А надо сказать, что Гаэтано был учителем в колледже, где преподавал латынь, греческий и историю. Его обоснование, что итальянский происходит от латыни, и такой набор поможет мне с германской группой языков в целом, меня тогда не убеждал (а жаль!).
Тем не менее, периодические встречи с Гаэтано на развитие моей международности оказали огромное влияние. Дядя приносил свежие номера таких журналов как Time и газет Wall Street Journal и Financial Times. В первые месяцы я с трудом осваивал заголовки и подписи к фото, но постепенно входил во вкус.
Общение моё c тётей, любящей Испанию, скорее сводилось к слушанию её рассказов о поездках в страну мечты и об огромном количестве друзей и знакомых, которыми она там обзаводилась. И сейчас я думаю, что этот её опыт, пусть опосредованно, но повышал мою открытость к международным контактам. В Москве она помогала по домашнему хозяйству испанской журналистке Сильвии, с которой до сих пор очень дружна.
Multinational
К старшим курсам я обзавёлся карманным компьютером Sony и начал читать с него книги в оригинале. Сначала - Винни-Пух, потом - "Над пропастью во ржи" и далее. А от компьютерных игр я перешёл к написанию собственных программ (это тоже способствовало улучшению английского).
Сейчас такую, звуко-текстовую среду, которую я себе создал, вероятно, назовут "погружением". Я считывал события и "культурные коды", а в какой-то момент начал писать заметки для себя (to do листы) и думать на английском языке.
В результате собеседование на упомянутую стажировку в Siemens с немцем Тило Шварцем, директором центра разработки программного обеспечения, я смог пройти хоть и на малограмотном, но английском языке. За счёт того, что я пользовался современной повседневной языковой средой (газеты, радио), а не учебниками и другими методическими материалами - словарный и что, не менее важно, понятийный запас позволял легко понимать вопросы, которые мне задавали и отвечать пусть не всегда грамотно, но нужными словами. О том, чтобы говорить на немецком речи быть и не могло - уровень знаний у меня был такой, что я бы большую часть вопросов не смог понять.
Стажировка плавно перешла в работу (с 2002 по 2007 годы: инженерные задачи и спецпроекты по оборудованию для мобильной связи, кураторство стажёров). Английский стал рабочим языком, а слабый немецкий чуть-чуть пригождался в командировках в Германию (первая рабочая поездка, правда, была в Дубай в Арабских Эмиратах в 2003 году). В 2007-м я перешёл из телекоммуникаций в ИТ в корпорацию EMC (ныне Dell-EMC) заниматься налаживанием связями с университетами. Опыт самостоятельного освоения языка мне пригодился потом в 2015-18 годах, когда я сменил сферу и место жизнедеятельности и помогал школьникам и взрослым в их занятиях английским.
Без выводов
Выводов я тут никаких делать не буду. Заинтересованный читатель может сделать их сам и поделиться ими в комментариях.
Задачи, которые я ставил для этого текста:
Дальше России. Из семьи.
Мои родители и их семьи обеспечили мне выход за границы русского языка и советского/российского мыслительного и географического контекста.
Это я осознал, когда понял, что из всех моих одноклассников (школа была с немецким языком) освободиться от моно-локальности пост-советского периода смогли только один мой одноклассник (Алексей Р., его отец - художник, а мама преподавала историю в СПбГУ) и я. Одноклассник после получения диплома на биофаке уехал заниматься наукой в страны Скандинавии, а сейчас работает научным сотрудником в одном из небольших университетов в Китае.
В институте, известном, как "Бонч" (сейчас университет телекоммуникаций) история повторилась. Из всех сокурсников только один Сергей Л. и я оказались включенными в международный контекст - после четвертого курса мы с ним прошли конкурсный отбор на стажировку в транснациональный концерн Siemens (с тех пор рассматривать российский бизнес в качестве работодателя мне голову уже не приходило). Тут можно добавить, что отец у Сергея латышского происхождения (сотрудник в администрации ФинЭКа), а мама уже на тот момент жила со своим младшим сыном в Германии. Стажировку нашёл Сергей и сообщил мне о такой редкой возможности (он очень хотел именно Siеmens, а я - большую международную компанию). Сам Сергей с тех пор (2002 год) работу так и не менял. Но в современном мире "работа меняет тебя" - в результате корпоративных слияний и поглощений он теперь сотрудник Nokia Networks.
В простой (без кавычек) рабочей советской семье...
В моем случае дело было так. Отец выучил английский язык самостоятельно, чтобы ходить в должности электромеханика (Electrical Engineer) на судах в заграничные плавания.
 |
| На пароходе «Йомей Мару». Фото из статьи "Детский Ковчег", журнал "Владивосток Авиа" (предоставлено Ольгой Молкиной) |
- старшая за итальянца Гаэтано. И стала жить с ним в городке под Римом, ежегодно приезжая вместе с мужем в Петербург на летние месяцы.
- младшая - за испанца Фернандо (испанский она выучила самостоятельно и до замужества, так как ей очень нравился певец Рафаэль, с мужем они стали жить с в Москве). У Фернадо была обратная история ("Niños de Rusia") по сравнению с моим дедом "ковчеговцем" - его ребёнком, спасая от гражданской войны в Испании (1937-1938) вывезли в СССР. Но затем на родину он так и не вернулся (из страны не выпускали до 1976-го).
 |
| Фернандо Гарсиа-Санс |
Отец после развода с мамой (я тогда был во втором классе) женился на литовке. Судьба деда после возвращения из США с заграницей уже никак не была связана - учащийся Императорского коммерческого училища, в советское время он работал старшим мастером на заводе, но международной политической обстановкой он интересовался живо (его я не застал, он умер в 1967-м).
 |
| Мама в центре рядом со своим отцом |
Мама часть дошкольного детства провела в Баку, общаясь с местными детьми. Её отец, офицер в артиллерийских войсках, тогда служил в Азербайджане. А до моего рождения мама работала в Ленинграде в интуристовской гостинице (приезжали в основном финны) и поэтому базовым набором фраз на английском и финском владела. Братья отца мамы в послевоенное время служили в военных частях на территории Австрии и Германии (с ними я, правда, не встречался ни разу).
Прививка чужого языка
Родители смогли уберечь меня от советского детского сада. Для последних двух лет перед школой мама нашла ему замену в виде "прогулочной группы" объединения бытовых услуг "Невские зори", а отец финансировал эту затею. Те же 5 дней в неделю, но только половина дня и никакого общего питания. Полдник все дети приносили свой, а обедали уже дома. Кроме игр и свободного времени были занятия английским языком. Эти занятия воспитательницы вели в увлекательной форме, отчего легкость пользоваться не родным языком у меня выработалась, а интерес к английскому и готовность изучать его самостоятельно засели глубоко. Настолько глубоко, что уже в школе на фоне мучений с немецким языком (скучно и не понятно зачем), английский я изучал при любой возникающей возможности.
А возможности были такие: "Маззи" в телевизоре, обычные уроки (год факультатива в школе по учебнику 'Happy English', год - частным образом), компьютерные игры (мой первый компьютер совместимый с ZХ Spectrum отец принёс в дом, когда я был 6-м классе - тогда ещё все программы были без перевода на русский), газета St. Petersburg Times и радио BBC на коротких волнах.
Советское образование как защита от иностранщины
Есть шутка (или не шутка), что:
Занятия иностранным языком в советской школе построены так, чтобы советский человек уж точно не смог общаться с иностранцами, даже если захочет.Немецкий в моей обычной районной школе начинался с пятого класса. Во-первых, я не понимал для чего мне этот язык, если в той же Германии на английском я объяснюсь, а в Англии на немецком - нет. И компьютер! Там же всё только на английском. Во-вторых, школьные учебники про репортёра Шрайбикуса навевали скуку. В-третьих, в средней школе язык у моей подгруппы вела учительница, сама слабо владевшая языком. А в старших классах, уже на физмат специализации наша подгруппа оказалась у сильной и увлечённой учительницы вместе с ребятами, которых она вела с самого начала. Поэтому на общем фоне, мы, выходцы из слабой группы, обоснованно чувствовали себя отстающими.
Два года иностранного языка в институте оказались, в основном, формальной сдачей технических переводов. По традиционной для среднего технического вуза пост-советского периода схеме, когда студенты делают вид, что учатся, а преподаватели - что учат.
В результате на выходе у меня была сильная аллергия на немецкий и способность произносить вслух тексты, которые я читаю, но практически не понимаю. О разговорном уровне немецкого речь в приницпе не шла.
Прививка иностранности
Перед первым классом два месяца я провёл в Италии у дяди с тётей. Значительную часть этого времени мы ездили по стране на машине по многочисленной родне дяди. А часть дошкольных летних сезонов мы с мамой проводили в Клайпеде. Это в Литве, на море. Там родственников никаких не было, просто в советское время вариант с дачей в одной из советских республик был вполне распространён. Кругозор такие поездки явно расширили, но литовский и итальянский языки в детском сознании следа не оставили никакого. Как, впрочем, и общение с Гаэтано.
Итальянский дядя хорошо владел русским. А его периодические предложения позаниматься со мной его родным языком (когда я был уже в средней школе) я отметал. Мне было интересно осваивать английский и нужно было зарабатывать оценки на немецком. Как вместить в моё время и голову третий язык я не понимал. А надо сказать, что Гаэтано был учителем в колледже, где преподавал латынь, греческий и историю. Его обоснование, что итальянский происходит от латыни, и такой набор поможет мне с германской группой языков в целом, меня тогда не убеждал (а жаль!).
Тем не менее, периодические встречи с Гаэтано на развитие моей международности оказали огромное влияние. Дядя приносил свежие номера таких журналов как Time и газет Wall Street Journal и Financial Times. В первые месяцы я с трудом осваивал заголовки и подписи к фото, но постепенно входил во вкус.
Общение моё c тётей, любящей Испанию, скорее сводилось к слушанию её рассказов о поездках в страну мечты и об огромном количестве друзей и знакомых, которыми она там обзаводилась. И сейчас я думаю, что этот её опыт, пусть опосредованно, но повышал мою открытость к международным контактам. В Москве она помогала по домашнему хозяйству испанской журналистке Сильвии, с которой до сих пор очень дружна.
Multinational
Есть обычай на Руси - ночью слушать Би-Би-Си.Точно помню, что со средних курсов в вузе я слушал по радио на коротких волнах русскую службу Британской вещательной корпорации (BBC World Service). Новости на двух языках, уроки языка, передачи про музыку (и культуру в целом) и про бизнес (политика у меня интереса не вызывала). С англоязычными газетами этот процесс совмещался хорошо. В какой-то момент, помню, что для разнообразия добавил и Deutsche Welle из Кёльна (новости, уроки и завораживающий голос Андрея Горохова в передаче "Музпросвет").
К старшим курсам я обзавёлся карманным компьютером Sony и начал читать с него книги в оригинале. Сначала - Винни-Пух, потом - "Над пропастью во ржи" и далее. А от компьютерных игр я перешёл к написанию собственных программ (это тоже способствовало улучшению английского).
Сейчас такую, звуко-текстовую среду, которую я себе создал, вероятно, назовут "погружением". Я считывал события и "культурные коды", а в какой-то момент начал писать заметки для себя (to do листы) и думать на английском языке.
В результате собеседование на упомянутую стажировку в Siemens с немцем Тило Шварцем, директором центра разработки программного обеспечения, я смог пройти хоть и на малограмотном, но английском языке. За счёт того, что я пользовался современной повседневной языковой средой (газеты, радио), а не учебниками и другими методическими материалами - словарный и что, не менее важно, понятийный запас позволял легко понимать вопросы, которые мне задавали и отвечать пусть не всегда грамотно, но нужными словами. О том, чтобы говорить на немецком речи быть и не могло - уровень знаний у меня был такой, что я бы большую часть вопросов не смог понять.
Стажировка плавно перешла в работу (с 2002 по 2007 годы: инженерные задачи и спецпроекты по оборудованию для мобильной связи, кураторство стажёров). Английский стал рабочим языком, а слабый немецкий чуть-чуть пригождался в командировках в Германию (первая рабочая поездка, правда, была в Дубай в Арабских Эмиратах в 2003 году). В 2007-м я перешёл из телекоммуникаций в ИТ в корпорацию EMC (ныне Dell-EMC) заниматься налаживанием связями с университетами. Опыт самостоятельного освоения языка мне пригодился потом в 2015-18 годах, когда я сменил сферу и место жизнедеятельности и помогал школьникам и взрослым в их занятиях английским.
Без выводов
Выводов я тут никаких делать не буду. Заинтересованный читатель может сделать их сам и поделиться ими в комментариях.
Задачи, которые я ставил для этого текста:
- вспомнить контекст моего входа в иностранные языки и выхода за пределы "пост-советской коробочки" (ментально и физически) и роль в этом семьи (и каков был Zeit Geist соответствующих эпох)
- представить рассказ о части моего детства и юношества для дальних родственников, которых я сейчас обнаруживаю в раскопках по фамильной генеалогии.
No comments:
Post a Comment