Ощущение, что с образованием как системой "что-то не то", что слишком оно отдалено от других областей человеческой деятельности возникло у меня годах в 1997-1999 (это время поступления в вуз и учеба на первых курсах). Чтобы изменить ситуацию я предпринял такие попытки:
Занимался этим искренне, но сейчас уже не уверен, сделал ли что-то действительно общественно полезное.
Более позднее знакомство (на самом деле, поверхностное) с наукой и учеными обновило первоначальное ощущение до "общей разобщенности" разных сфер человеческой деятельности (в 2011 году мне казалось, что образование, наука, искусство и медиа - это всё
части одного слона).
Аналогичные впечатления сложились
затем и про здравоохранение. А знакомство с традиционной китайской медициной (и её эффективностью на фоне обычной медицины и соответствующих государственных и частных организаций) показало, что непривычное, незнакомое, непонятное и вообще кажущееся нелепицей - это не повод, чтобы сторониться этого самого незнакомого и непонятного (советская медицина, кстати, вполне признает игло-рефлексотерапию, под которую внятной теоретической основы до сих пор не описано).
В 2014 году сильное впечатление оказал
единственный опыт наблюдения за "расстановками по Хеллингеру" - относительно свежий метод в психологии, который изучается исключительно феноменологически. Теперь от ситуаций с родственниками и близкими знакомыми, которые раньше не могли вписаться в классическую картину мира, и потому оставались вне моего внимания, уже отмахнуться не получается.
Возвращаясь к науке. Оказалось, что у ныне действующих и авторитетных её представителей можно найти высказывания о конечности, ограниченности научного подхода. Палеонтолог Кирилл Еськов (известный по
книге "История Земли и жизни на ней") в своем "
Наш ответ Фукуяме" хоть и с иронией, но обоснованно говорит о наступлении "века магии". Олег Хархордин - ректор Европейского Университета в Петербурге в статье "50 грамм честности" для Слон.Ру, допускает, что
монополия на знание не обязательно за наукой:
“И возможно, когда-нибудь эта новая форма знания вытеснит науку, как когда-то наука вытеснила церковь в качестве главной институции, производящей знание”.
Набирающий популярность медиа-проект лекций "ученых для ученых" религиоведа Ивара Максутова, похоже, не просто так называется "
ПостНаука".
И вот теперь еще один текст (из 2012 года).
Интервью с
Владимиром Воеводским. Владимир математик, лауреат медали Филдса (2002 год), профессор Принстона говорит о своем опыте, который поменял его мировозрение. Две цитаты:
"То, что мы сейчас называем кризисом российской науки, не есть кризис только российской науки. Присутствует кризис мировой науки. Реальный прогресс будет состоять в очень серьезной драке науки с религией, которая закончится их объединением. И не надо мне бить морду."
"Понимание того, насколько мало наши науки на самом деле объясняют, пришло ко мне где-то когда мне было 35 лет т.е. примерно в 2001 году. Тогда я никак не связывал это с тем, что в 20ом веке наука исключила из области своего внимания то, что теперь принято называть "сверхъестественным". Я по прежнему относился ко всему мистическо-религиозному как обману или заблуждению. На этой позиции я стоял очень твердо до 2007 года".
Система координат в основе которой у меня, как и у нескольких советских и постсоветских поколений лежат миры и "
10 ситуаций" братьев Стругацких, вдруг оказалась не полной. Удобно искать недостающие основы в культурных слоях Востока (Индия, Китай, ...). Там всё совсем не понятно, поэтому проще быть терпимее к непонятному, чем к знакомым (но еще более противоречивым) словам и высказываниям, скажем в Библии вообще, и в Евангелии в частности. Хотя исторически именно православная картина мира ближе к большинству наших пра-пра-родителей.
Года три назад тексты Евангелия мне показались бы совершенно оторванными от действительности, но после авторов XX века, таких как Анатолий Гармаев "
Нравственная психология и педагогика" или цитат
старца Порфирия, знакомства с "интегральным подходом"
Кена Уилбера и "осознанностью"
Экхарта Толле, привыкаешь к тому, что если что-то в библейских текстах и кажется несуразицей, то нужно просто иметь терпение, чтобы пройти (как и с текстами Востока) через специфики культурную и языковую (т.е. трудности перевода). Глубже смотреть, как каждое понятие было переведено, меня научил философ
Михаил Куртов. Теперь "
Послания апостолов" воспринимаются как методичка про "как жить дальше", которой очень не хватало.
В начале 2015-го проснулся интерес: Как быть ближе к земле? Как жить и чем можно заниматься на свежем воздухе в стороне от больших городов. Знакомство с
историями переселенцев "в деревню из города" в большинстве случаев приводит к знакомству и с их духовным миром. Оказывается, что
крестьянство, пусть и "пост-индустриальное" (англоязычный контекст у
Postindustrial Peasants несколько иной), всё более тесно переплетается с христианством (не в каждой заметке я это отображаю - часть впечатлений остается "за кадром"). А НРД вроде "Анастаcиевцев", оказываются не сектой (см. статью Игоря Польского
"От «дачников» к «поселенцам»"), а университетом и инкубатором потерянных навыков жизни и быта на земле, и что не менее важно, культуры взаимодействия нового аграрного сообщества как внутри себя, так и с городами (это и про земледелие с животноводством, и про агро-эко-туризм, и работу с государством по изменению законодательства).
